Я опаздал. Ну и ладно. Москва вообще не то место, где принято не опаздывать. Пока пробьешься по пробкам, пока найдешь парковку, пока оплатишь по этому дурацкому, вечно виснущему приложению хочешь не хочешь, а опаздаешь. К тому же я не менеджер какой. Все-таки человек в своем роде уважаемый. И все же некий дискомфорт присутствовал. Нехорошо это- опаздывать.
Стеклянные двери чудесным образом отворились и я попал в небольшой зал наполненный людьми.Чтения уже начались. Полная брюнетка с распущенными волосами читала стихи, судя по качеству свои. Что- то о том как любимый не понимает ее тонкой души. Я встал поодаль намереваясь купить себе кофе. Вдруг Инна, устроительница этих праздников, увидев меня, начала активно жестикулировать сперва приветственно мне, а потом полной брюнетке, чтобы та заканчивала свою трагическую историю. Брюнетка, несколько сконфузившись и смазав финал, поспешно сошла со сцены. Инна взяла микрофон и торжественно заговорила: "А сейчас я хочу представить известного философа и блестящего поэта Николая! Николай, вы нам сегодня что- нибудь прочтете"?
Я, конечно же, уже был на пути к сцене, ловируя между толпы и ловя на себе взгляды тех, мимо кого я проходил. Одни смотрели с интересом, другие надменно- презрительно, третьи, те что были увлечены друг другом, бросали быстрый оценивающий взгляд и поворачивались обратно друг к другу, чтобы продолжить беседу. Я вышел, взял микрофон, поздоровался, поблагодарил Инну за предоставленную мне возможность выступить как это того требовал местный этикет, затем сказал, что я начну с "чего- нибудь старенького" и начал читать.
И тут я увидел ее. Она стояла в первом ряду слушателей с бокалом шампанского в руке, в таком, знаете, змеином блестящем платье с открытыми руками. Она смотрела на меня не отрываясь и, что самое удивительное, шевелила губами, повторяя то, что я читал. Она знала мои стихи наизусть. В наш, как минимум, странный век, где люди озабочены только добычей денег она учила стихи! И чьи? Мои! Тогда я прочитал то, что написал лишь неделю назад и она снова уверенно шевелила губами. Зал исчез. Исчезли люди, Инна, кусок античной статуи у входа, полная брюнетка с распущенными волосами, мы остались вдвоем. Я начал читать о любви. О любви я написал совсем немного. Я смотрел на нее и она уже не шевелила губами, она уже знала, что это я читаю только для нее. А потом, когда закончились стихи о любви, которые я написал, я начал читать ей стихи о любви, которые еще не написал. И они были прекрасны. И взгляд ее темных глаз был также прекрасен. Вот она- популярность- думал я, вот признание, вот она- любовь, вот счастье. Я все могу. Я- бог, а она богиня. И этот взгляд.. неужели все это по- настоящему, неужели я не сплю и все это не сон?
Оказалось, что все же сон.
"Ты вообще дочку в школу собираешься вести"? вот от этих слов я проснулся. Над городом занималось утро. Описывать его нет смысла, это сделала уже добрая половина русских классиков. Даже умывшись я никак не мог отойти ото сна. Я вспоминал линии той девушки, ее платье, ее взгляд. Когда я поставил на плиту кофе, то вдруг подумал: а стихи-то, стихи. Я читал ей чудесные стихи, которые еще не написал. Что там было? Это же было потрясающе. Я должен вспомнить. Как же там?
Бу-бу-бу… Грел- горел... Твои в руках я руки грел, костром багряным лес горел... Боже, какая пошлость. Я снял турку с плиты, перелил в чашку ее содержимое и на ходу, еще не успев сесть за стол, сделал первый глоток.